Олимпийский финал, сердце и свой дом. Истории Сергея Тетюхина

• 
• 

Подробности

Категория: Новости волейбола

Создано 04.04.2018 07:39

Обновлено 04.04.2018 07:39

Автор: Спорт-Экспресс

Просмотров: 935

42-летний суперветеран, доигровщик "Белогорья" Сергей Тетюхин объявил о завершении карьеры. По итогам 2012 года олимпийский чемпион Лондона, единственный в мировом мужском волейболе обладатель четырех медалей Игр был признан журналистами "СЭ" лучшим спортсменами России. В декабре 2012-го он дал интервью авторам "Разговора по пятницам" Юрию ГОЛЫШАКУ и Александру КРУЖКОВУ. Тогда выяснилось, что Тетюхин может уйти из волейбола вовсе – но он продолжил карьеру, причем не только до Рио-2016.

– Общие знакомые отрекомендовали вас: "Хороший-хороший. Скромный-скромный".

 

– Не знаю насчет "хорошего". Но "скромный" – это в точку. Нормальный человек и должен быть таким. Все волейболисты довольно скромные ребята. По земле ходят.

 

– Не то что футболисты…

 

– Я лишь раз с футболистом близко сталкивался – с Ромой Адамовым. В немецкой клинике вместе оперировались, восстанавливались. Отличный парень.

 

Полчаса спустя Тетюхин окончательно расслабился и уже рассказывал, словно давним товарищам, про новый дом. Про фокус, придуманный то ли им, то ли женой:

– Там, где обычно у людей винный погреб, мы устроим кинозал. Большой экран, шикарная акустика. Красота!

 

Команда собиралась обедать за дальним столом. Сергей указал на начальника "Белогорья":

– Саша Зуйченко был классным волейболистом. Когда заключил контракт с зарубежным клубом, вручил мне, пацану, японские кроссовки Asics. Подарок царский – я в кедах играл. Это сейчас кроссовки как расходный материал, хоть каждый месяц меняй. А я года полтора в них бегал, пылинки сдувал. И в том же состоянии передарил молодому поколению. Сереже Амандину.

 

– Может, до сих пор в них кто-то играет, - предположили мы.

Тетюхин рассмеялся.

 

– Спортсменом года признали вас. А если б выбирали вы, чью фамилию мы бы услышали?

 

– Максима Михайлова. Он и по спортивным делам, и по человеческим качествам достоин. Еще на Олимпиаде произвел огромное впечатление один ходок, не помню фамилию… Выиграл 50 километров.

 

– Сергей Кирдяпкин?

 

– Да! Вот он точно заслуживает. Я включил телевизор, пытался примерить эти полсотни километров на себя… Ужас! Не представляю, как люди выдерживают.

 

– Смогли бы?

 

– Вряд ли. Я не переношу однообразие и монотонность. Для меня мучение – бегать кроссы по лесу. Или крутить велосипед. Физически выдерживаю, а психологически – тяжело. Помню, в молодежной сборной у Валерия Алферова очень много бегали.

 

– Что такое – "много"?

 

– В течение двух лет – каждое утро. С тех пор и не люблю.

 

– Владимир Крикунов как-то заявил команде: "А сегодня выходной. Кросс 20 километров – и свободны".

 

– У Алферова было полегче. Зарядка – 5 километров.

 

– Польза хоть была?

 

– По результату – конечно! На одном дыхании взяли "Европу", следом чемпионат мира. Сейчас тоже круглый год бегаем по лесу. Места вокруг базы прекрасные.

 

– Белгородские леса изучили как партизан?

 

– Мне так казалось. Но за последние месяцы столько колесили по свету, что тропки заросли. Недавно вместо 25 минут бежал 45. Пропустил нужный поворот. Все забыл!

 

– Финал Олимпиады вы долго не решались пересматривать...

 

– Не смотрел по сей день.

 

– Удивительно. Что мешает?

 

– Необходимо психологически настроиться. Для меня это будет трудный момент, волнительный. Но, думаю, придет время, когда захочу пересмотреть матч. Сяду в кресло…

 

– Окружив себя родней?

 

– Им уже неинтересно – и дети, и родители финал видели раз по десять. Чаще – концовку третьего сета.

 

– Две ваши подачи?

 

– Да. Хотя мне самому сложно вспомнить, как это было. Собственное состояние в те минуты выветрилось из памяти совершенно.

 

– Геннадий Шипулин, сидевший на трибуне, нам после рассказывал: "Был на сто процентов уверен, что у Сергея-то все получится".

 

– И у меня была железная уверенность. Это единственное, что помню. Не объяснить, откуда она взялась. А может, я сейчас напридумывал, а тогда и не было этого…

 

– Вы самокритичны.

 

– Моя черта, вы правы.

 

– Еще какие черты – ваши?

 

– Я трудолюбивый. Это папа привил. Никаких талантов у меня ведь по большому нет. Даже мощью не выделяюсь.

 

– А Шипулин и Роман Яковлев говорят, что вы уникальный для волейбола человек.

 

– Надо же. И чем?

 

– Какая-то у вас особенная кисть.

 

– (Вертит рукой.) Да ничего в ней особенного… Мне кажется, как у всех. Вот посмотрите на меня – разве я гигантского роста? Или очень уж хорошо прыгаю? Нет. Бывают люди, которые с невероятной силой бьют по мячу. Заложено природой. А у меня все обычно. Я 16-летним перебрался в Белгород из Ферганы. Отец перевез меня и Андрея Борзинца. Тот считался настоящим талантом. За ним клубы охотились. Парень просто создан для игры. А я всего-навсего за ним тянулся.

 

– И как сложилась его судьба?

 

– Должна была сложиться лучше. Из Белгорода отправился в Воронеж, нынче в Оренбурге…

 

– В Фергане вы бы так не заиграли?

 

– Решиться в 1992-м на отъезд было тяжело. Но ситуация накалялась. При том, что Фергана была почти русским городом, процентов на восемьдесят. В годы Великой Отечественной туда перебросили множество заводов. Люди так и остались. И внезапно всплыл национальный вопрос.

 

– Квартира у вас была большая?

 

– Двухкомнатная. Тех денег, которые за нее получили, хватило в Белгороде на кухонный гарнитур.

 

– Был в олимпийском финале эпизод, который мало кто заметил – а он очень важен?

 

– Там каждый розыгрыш – как золотой. И рокировка Михайлова с Мусэрским, и моя подача… Друг без друга это не сработало бы.

 

– Команду вообще не трясло?

 

– Абсолютно. После второй партии не было ощущения, что "всё". А в третьей чувствуем – что-то с бразильцами не так. Может, уже мысленно праздновали? Примеряли медали? Но скорее сели физически. А потом сломались.

 

– Если б Дмитрия Мусэрского не перевели в диагональ – вас бы так и укатали?

 

– Все к тому шло. Михайлов же ключевая наша фигура. Основная нагрузка на нем. Конечно, бразильцы "разобрали" Макса от и до. И тут Алекно передернул его с Мусэрским. Легче стало обоим. Вы же видели, насколько они раскрепостились? Как заиграли?

 

– Весь мир видел. Но почему-то все думают, что придумал трюк Алекно. А ставить Мусэрского диагональным нападающим начал Шипулин в Белгороде.

 

– Да, это белгородская "мулька". Геннадий Яковлевич экспериментировать любит. А Владимир Романович на Олимпиаде не побоялся шаг повторить. Не оцепенел от того, что горим в финале. Мысль работала.

 

– Алекно про судейство венгра в олимпийском финале сказал – "безобразно". Вы, человек деликатный, какое слово подобрали бы?

 

– Владимир Романович еще мягко сформулировал. У меня другие слова на языке вертятся. Их для газеты лучше не произносить, не впишутся. Почему-то Россию всегда так судят. То ли федерация недорабатывает, то ли дело в нас, волейболистах… К венгру нет претензий только по пятой партии – когда заставил вернуться на площадку. Здесь он прав.

 

– Был у Мусэрского заступ?

 

– Да. Судья все объяснил. Хорошо, что мы успели оторваться. Случись такое при "ровно-ровно", пришлось бы тяжко. Мы бежим, празднуем – и вдруг такое!

 

– Бразильцы плакали?

 

– Слезы были, кажется, у первого темпа. Совсем молодой парень, это его дебют на Олимпиаде.

 

– У вас хоть один матч вызвал слезы?

 

– Обидно было в Сиднее, когда проиграли в финале Югославии. Расплакался прямо на площадке. И в Пекине – после полуфинала с американцами.

 

– Накануне финала до вас дозвонился Шипулин. Что говорил?

 

– Мы с ним много общались на Олимпиаде. И мне, и Тарасу Хтею сказал: вы должны завтра забыть о том, что будет впереди. Надо выйти и умереть. Видно же было – в Лондон мы приехали в скверной физической форме.

 

– Вашего айфона хватило на все SMS с поздравлениями?

 

– Да, хоть набралось их немало. Писали и с незнакомых номеров.

 

– Отвечать вы начали сразу?

 

– Время позволяло – с финала пилили на автобусе через все пробки Лондона. Я позвонил родителям и написал кое-что самым близким. Остальным разослал – "спасибо большое".

 

– Кухней на Играх вы остались разочарованы так же, как судейством?

 

– Она на Олимпиадах всегда одинаковая, стандартный набор. Столовую разбивают на кухни – европейская, азиатская, еще какая-то. Но все невкусное, "пластмассовое". Выручал "Русский дом", там нас борщечком откармливали.

 

– Люди до сих пор вспоминают, как отмечала успех баскетбольная сборная СССР в Сеуле. У вас было спокойнее?

 

– Да, ночь после победы провели тихо. В "Русском доме" собрались руководители федерации, жены, Шипулин пришел… Долго сидели. И так устали, что спиртное не брало.

 

– Это смотря что пить.

 

– Кто-то шампанское пил. А мне товарищ привез бутылку белгородской водки.

 

– Просто и хорошо.

 

– Я люблю пиво, хотя для суставов оно не полезно. К напиткам покрепче редко прикладываюсь. Но в Лондоне было такое состояние души, что захотелось именно русской водочки.

 

– Были в жизни тяжелые встречи с алкоголем?

 

– На выпускном в Фергане проверил организм на стойкость. Правда, не до беспамятства, рассвет встретил на ногах. Еще не забыть, как уже в Белгороде первый раз пробовал крепкое пиво. Жил в общежитии. Так под это разливное брали целлофановые пакеты.

 

– Что-то нам такой способ незнаком.

 

– А я вас научу. Один пакет вкладываешь в другой, туда наливают. Сверху завязываешь.

 

– Не проще в бидон или трехлитровую банку?

 

– Мы доносили пиво до общежития – и там переливали в банку. Сразу нельзя было.

 

– Почему?

 

– А как вы представляете – идти на тренировку с бидоном? Пакеты нас спасали. Под пиво брали мойву и устраивали на столе "братскую могилу".

 

– Шикарная история. Понятно, что финальный матч в Лондоне для вас вне конкуренции по сюжету. А номер два?

 

– Да что далеко ходить? Игра с американцами в Лондоне. Старт на Олимпиаде у нас был жуткий. Я даже не о качестве волейбола – о психологии. Ни у кого не было уверенности. Взгляните на состав – одни травмированные, вторые – недолеченные, третьи – в процессе восстановления. Веселая компания.

Отвратительно выглядели с немцами, но победили. Сгорели со свистом бразильцам. Выдали чудовищный матч с Тунисом. После той игры подошел к Алекно. И услышал: "Я не знаю, что делать! Может, вас в город отправить, чтоб режим нарушили? Хуже играть все равно не будем…"

 

– За такую идею стоило ухватиться.

 

– Он пошутил. Но ситуацию это отражало довольно точно. И вот матч с американцами. Тоже 0:2 летели, третью партию начали неудачно. Но смогли игру переломить.

 

– Американцы казались на этой Олимпиаде интереснее бразильцев.

 

– Да они бразильцев 3:1 хлопнули! А у нас ситуация была шаткая: уступили бы американцам, дальше ждали сербы. Черт его знает, чем бы все закончилось…

 

– Кстати, по мнению Шипулина, лондонский вариант сборной – не сильнейший за последние годы.

 

– Если оценивать "физику" – так и есть! На все Олимпиады, кроме Атланты, мы приезжали фаворитами. А в Лондоне к ним Россию уже никто не причислял.

 

– То, что сотворил Александр Волков, – подвиг?

 

– Характер. А может, и подвиг. Человек знал, на что идет.

 

– Были на вашей памяти похожие ситуации?

 

– Тарас Хтей на Кубке мира. Перед матчем кололся, вечерами еле волочил ногу. На следующий день снова кололся, играл – и с трудом шел…

 

– Вы так поступали?

 

– Обкалывал в молодежке выбитое плечо. Как-то плей-офф чемпионата России играл с открытым вывихом. Но это нельзя сравнить с тем, что совершил Волков. Палец – мелочь. Замотал, зубы стиснул, перетерпел. А у Саши каждое утро опухало колено. Жидкость откачивали.

 

– Он восстановится?

 

– Мы все на это надеемся. За хорошее дело страдал. Помощь свыше должна быть.

 

– Документальный фильм про вашу олимпийскую победу понравился?

 

– Да. Цепляет.

 

– Значит, фрагментами финал все же пересмотрели?

 

– Только те кусочки, которые вошли в фильм. Любопытно было увидеть реакцию бразильцев на скамейке. Как полотенце побросали и в низком присяде готовы были кинуться праздновать. Я же не следил, что творилось за площадкой.

 

– А что не понравилось?

 

– Меня насторожила последняя фраза: "В следующий сезон пойдут одиннадцать человек…" Слишком уж драматично. Я напрягся: с кем-то что-то случилось? И тут продолжение: "А Саша Волков ляжет на операцию". Выдохнул облегченно.

 

– Еще какое-то кино вас за последнее время захватило?

 

– "1+1". Впечатление громадное. Вы смотрели?

 

– Нет.

 

– Обязательно посмотрите. Недавно прочитал в новостях, что эту французскую картину признали одной из выдающихся в истории. Я приехал на сборы в Анапу перед Олимпиадой. Жил в номере с Тарасом. Дал мне диск: "Классное кино". Включил – и прямо до слез…

 

– Сентиментальный вы человек. Хоть одну медаль клали под подушку?

 

– Вот к медалям спокойно отношусь. Кто-то их на стенку вешает – а я сложил в пакет и отдал. Что-то у родителей, что-то у младшего брата. У меня дома – одна-единственная.

 

– Догадываемся, какая.

 

– Ошибаетесь. С Кубка мира. Мы собираемся переезжать, все загромождено вещами. Вот она и висит в моем кабинете на дальней ручке. Пробраться к ней нереально.

 

– Тосты после Олимпиады запомнились?

 

– Для меня сегодня самый актуальный – за здоровье. Банальный, но главный. А все почему-то толкуют о другом: "Вот, с пятой попытки взял золото…" Еще папа хорошо говорит – "настоящие мужики". Когда он такое произносит – сразу понимаешь, что выше ничего нет.

 

– Комплименты от отца – редкость?

 

– Да. После Кубка мира, правда, хвалил. Позвонил: "Настоящим мужикам привет передавай..." Батя у меня уникальный.

 

– Чем?

 

– Умеет найти подход к любому ребенку. Никогда не повышает голос. Ни на мальчишек, которых тренирует, ни дома. Как говорят мои дети: "Самое страшное, если дедушка брови делает домиком…"

 

– Мы слышали, Тетюхин-старший сосредоточился на тренировках ваших сыновей. У них действительно большие задатки?

 

– Ване – 15, Паше – 12. В таком возрасте глупо загадывать. Если судить по желанию – что-то в них есть. Пашка к мультикам всегда был равнодушен. Как научился пользоваться пультом – признает исключительно спортивные каналы…

 

– А старший?

 

– Тот другой. Но отношение к волейболу постепенно меняется в лучшую сторону. Переживает, что не растет. В нем 183 сантиметра, а критерии в волейболе сейчас жесткие. Хотя рассказываю Ване, как я лет в 14 после каникул вымахал сантиметров на десять. Встретил одноклассника – тот меня не узнал. За одно лето я стал в школе выше всех!

 

– Средний сын будет высоким?

 

– Наверное. У него структура иная. Ваня покрупнее, а Паша – тоненький, худенький. Открываю свои детские фотографии – мы очень похожи.

 

– Младшему сколько?

 

– Два годика. Вчера Сашка впервые сам освоил дорогу на горшок.

 

– Ваш рост – почти два метра. Когда гостиничная кровать стала для вас испытанием?

 

– Знаете, я неприхотлив. Легко засыпаю в гостиницах, поездах, самолетах, автобусах. Свернулся калачиком – и порядок. Вон, в Фергане отправились на турнир в Иркутск. Три с половиной дня в один конец в плацкартном вагоне! Но это воспринималось как приключение. Или перед Олимпиадой жили на сборе в Новогорске. В номере между предбанником и комнатой высота проема от силы 1 метр 85 сантиметров. С Тарасом шибанулись разок, а потом за месяц так наловчились, что в любые двери заходили, пригибаясь. Рефлекс.

 

– Давайте о грустном. Почему возникли проблемы с сердцем?

 

– Вся волейбольная карьера – словно круговорот. Из года в год без отпуска. Да и возраст…

 

– 37 – это возраст?

 

– Теперь понимаю – да. Пару лет назад я бы сказал, что ерунда. Словом, если выражаться по-научному – у меня желудочковая экстрасистолия. Нарушение сердечного ритма. В обычной жизни сердце не беспокоит. Но кардиограмма все показывает.

 

– Когда об этом узнали?

 

– Еще играя за Казань. Постоянные перелеты, Лига чемпионов… Через какое-то время прошло. Повторилась история перед Лондоном. Тут уже был курс восстановления. Много-много-много всего. Без допуска от врачей я не имел права появляться на сборах.

 

– Тренировки возобновили за месяц до Игр?

 

– Да, на последнем сборе. Нагрузки большие, крутил велосипед. Кардиограмма была в норме.

 

– Боялись проехать мимо Лондона?

 

– Очень! Я бы на месте Владимира Романовича сильно подумал бы, нужен ли такой игрок. А он дождался меня, взял. Но ничего не обещал. Я бы понял любое тренерское решение. Даже если б врачи дали допуск, а меня отцепили бы от сборной. Потому что по физическим кондициям я был… Как бы правильнее сказать… "Дрова".

 

– Что сейчас говорят врачи?

 

– Обследование после Олимпиады не проводили – сделали пару дней назад. Все вернулось. Что ж, пройду очередной курс.

 

– Какой будет пауза?

 

– Понятия не имею. Лишь вчера получил данные. Смех и грех. Прилетаю из Лондона – у меня свело шею. А "Белогорье" где-то на сборах. Две недели ходил кривой, рука не поднималась. Вроде поправили. Только начал тренироваться – позвонок заклинило. Два месяца лечили спину. Едва восстановился – на второй тренировке ломаю палец! Думаю – уж не знаки ли это?

 

– Прежде у вас такие были?

 

– Или не было, или не приходило в голову их замечать. Хотя у меня ничего же не болит! В Москве летом общался с кардиохирургом – тот объяснил: "С одной стороны, дело серьезное. С другой – в ближайшее время плохих исходов быть не должно…"

 

– Он наверняка говорил это про жизнь. Не про спорт.

 

– Вы правы.

 

– Выходит, можете закончить карьеру в любую секунду?

 

– Да.

 

– Вы же не ради денег продолжаете играть?

 

– Деньги для меня вообще никогда не были основным стимулом.

 

– Что ж сменили когда-то Белгород на Казань?

 

– Финансовый момент присутствовал, вы правы. Но интереснее был сам проект. Поиграть с Боллом – это круто. Попробовать что-то новое.

 

– Вам предложили в Казани условия раз в пять лучше, чем в Белгороде?

 

– Не в пять. Но прилично.

 

– Это рекордный ваш контракт?

 

– Нет, в дальнейшем были и побольше. Опять же – в Казани.

 

– Вы из тех людей, которые точно помнят, сколько у них на счету?

 

– Нет. Честно говорю.

 

– Хоккеист Евгений Кузнецов сказал: "Деньги надо считать. Я знаю до копейки, сколько стоит мой бензин…" А вы?

 

– Я не знаю. Цена на бензин, курс доллара, котировки акций – от всего этого страшно далек.

 

– Хотя владеете уже года три рестораном.

 

– Им жена занимается.

 

– Совсем не вникаете?

 

– Крайне редко. Вот когда стоял вопрос, покупать заведение или нет, пришлось вникать.

 

– Ресторан прошел через несколько рук, и ни один хозяин в нем не задержался. Вас это не настораживало?

 

– Я знал, что там никакого криминала. Просто люди, которые его открывали, не рассчитали возможности с кредитами. А место отличное – на берегу центрального городского пляжа.

 

– Один из спортсменов нам говорил про собственный ресторан: "Главная проблема – искоренить воровство среди сотрудников". Ставил камеры. Вы своих ловили?

 

– Нечасто. Несут-то по мелочи. Когда мы его выкупали, ситуация была аховая. Предыдущие хозяева долго задерживали зарплату. Зато закрывали глаза на мелкое воровство. В ресторане 250 посадочных мест – а было всего шесть чашек! Остальное растащили. В таком состоянии нам это досталось.

 

– Занято.

 

– Но сосредоточились мы в первую очередь на кухне. Ставку сделали на нее. Чтоб было вкусно и доступно. Никакой интерьер человека не удержит. И за год вышли в плюс.

 

– О смене названия думали?

 

– Зачем? "Новая волна" – по-моему, удачный выбор. В советские годы на этом пятачке располагалась пивная "Волна".

 

– Это там вам пиво в пакеты разливали?

 

– Нет-нет, – рассмеялся Тетюхин. – В другом.

 

– С салоном красоты тоже не прогадали?

 

– Он-то быстро начал окупаться. Первый год жена все, что зарабатывала там, несла в ресторан. Весь наш бизнес держится на Наташе. У нее дни расписаны, специальный блокнот себе завела. Утром позанимается в фитнес-клубе – едет в ресторан. Оттуда в салон, на стройку нашего загородного дома…

 

– Героическая женщина.

 

– Наташа молодец. Я, например, в таком графике себя не мыслю. А у нее к тому же хорошие управляющие.

 

– С младшим сыном, пока она в разъездах, сидит няня?

 

– Няни у нас нет. Бабушки помогают.

 

– И вы еще четвертого ребенка хотите?!

 

– Хотим. Но в этом вопросе что-то планировать сложно.

 

– Дальнейшую жизнь связываете с Белгородом?

 

– Сто процентов! Для меня он давно стал родным.

 

– В Москву не тянет?

 

– Боже упаси! Ребята, не в обиду, но Москву я не люблю. Меня она съедает. Полдня там нахожусь – и задыхаюсь. Энергетика тяжелая, народ хмурый, озлобленный, все куда-то спешат. А после одного случая я вообще Москву побаиваюсь.

 

– ???

 

– Надумали купить таунхаус на Новорижском шоссе. Дети растут, а местечко живописное, домишко славный, трехэтажный, речка под боком. По-соседству решили поселиться Саня Косарев и один наш приятель. Внесли деньги как обычные дольщики…

 

– И?

 

– Темная история. В поселке было два совладельца. Первый занимался строительством и принимал деньги. Затем каким-то образом эта доля отошла целиком ко второму. Земля же изначально была в его собственности. И он говорит, мол, я деньги не получал, к тому, что тот понастроил, отношения не имею. Либо они действительно вдрызг разругались. Либо это отработанная схема – как "кидать" клиентов.

 

– Вы-то к чему склоняетесь?

 

– Не знаю. Разбирательство тянется года три. Первого товарища в итоге посадили. Но мы все равно уже не надеялись вытащить деньги. Когда обращались за помощью к знакомым, никто не горел желанием влезать в это дело. Может, за новым владельцем стоят влиятельные люди? Счастье, что Наташа через интернет-сообщество нашла толкового адвоката. И начали втроем судиться.

 

– Адвокат представлял интересы и Косарева с вашим приятелем?

 

– Да. Между прочим, мы первые в России физические лица, которые выиграли судебный процесс у такой серьезной компании! Все-таки есть у нас порядочные судьи!

 

– С угрозами сталкивались?

 

– Мы – нет. Адвокату угрожали.

 

– Наняли ему охрану?

 

– Нет. Он отреагировал на удивление спокойно. В моей профессии, говорит, такое в порядке вещей.

 

– Вам вернули все до копейки?

 

– Пока процентов 70. Скоро, надеюсь, выплатят остальное.

 

– Москву вы не воспринимаете. А страны такие есть?

 

– Греция. Особенно после "Финала четырех" Кубка ЕКВ, когда в Афинах фанаты "Панатинаикоса" забросали камнями и файерами наших болельщиков. Это были родственники игроков, среди них – моя мама. На ней джинсы и куртка загорелись. Но рядом оказались люди, и пламя быстро сбили. Мама перепугалась, плакала.

 

– Все на ваших глазах?

 

– Нет. Это произошло на улице возле зала. Погром устроили футбольные фанаты, которые шли на матч своего "Панатинаикоса". Наши, чтоб укрыться от петард и файеров, забежали обратно в зал. Лишь две девчонки не успели. Спрятались за машину. Мой брат с каким-то парнем увидели их и побежали выручать. А мама рванула следом. Спасать сына. Тут в нее файер и метнули.

 

– До автобуса "Белогорья" петарда или камень долетели?

 

– Там обошлось. Давным-давно был инцидент, когда мы на выездные матчи добирались автобусом. Зимой на трассе Москва – Белгород засандалили камнем водителю в боковое стекло. Он не пострадал, но дальше ехал с разбитым окном. Мы надели на него оставшиеся куртки, шапки, сами закутались в одеяла. Но в салоне была стужа. Печка не справлялась, бутылки с водой замерзли…

 

– Вернувшись из Лондона, вы, Ильиных, Мусэрский и Хтей подарили Шипулину BMW Х7. Чья идея?

 

– Общая.

 

– Но кто-то ведь должен первым сказать "А"…

 

– Я не помню, врать не буду. Мы понимаем, сколько Шипулин вложил лично в нас и в эту победу. Видели, как он переживал на Олимпиаде. До слез. Отблагодарить человека машиной – меньшее из того, что мы способны для него сделать. Я думаю, никто из ребят не пожалел об этих деньгах.

 

– Почему именно Х7?

 

– Шипулин обожает BMW. Последние лет десять отъездил на "семерке". По Европе на ней колесил. Так что иных вариантов у нас не было.

 

– В максимальной комплектации полноприводный Х7 стоит 6 миллионов рублей. Скидывались по полтора миллиона?

 

– Да. Деньги принесли Тарасу (зятю Шипулина. – Прим. "СЭ"), он передал Геннадию Яковлевичу. Тот сам все оформил в автосалоне. После Нового года машину пригонят в Белгород.

 

– Олимпийская чемпионка по борьбе Наталья Воробьева после победы в Лондоне первому своему тренеру подарила X-Trail с красным бантом на крыше. Почему вы не поступили так же?

 

– Сюрприза все равно не вышло бы. Кто-нибудь обязательно проболтался бы.

 

– Не вы ли?

 

– Может, и я, – расхохотался Тетюхин. – Если детям что-то покупаю, хочется сразу вручить. Ждать в такой ситуации для меня всегда мучительно.

 

– Последнее, что подарили детям?

 

– Среднему сыну – угги. Он года два их просил. Старший посмеивается: "Ну ты лошара! Будешь ходить в них, как все…" А младший любой игрушке радуется. Но особенно паровозикам. У нас этих паровозов, как в РЖД!

 

– Президентский Audi A8 продавать не собираетесь?

 

– Нет. Мне он очень нравится. Да и отношусь я к таким подаркам трепетно. У меня остался BMW Х5, полученный за бронзу в Пекине. Пробег всего 20 тысяч километров. Избавляться от него жалко. Хотя сейчас в семье четыре машины, из них две простаивают.

 

– Где же их храните?

 

– У нашего ресторана солидная парковка.

 

– Двенадцать лет назад в Италии вы с Романом Яковлевым попали в аварию. Помните все до секунды?

 

– Выехали на встречку, рубанулись – и я потерял сознание. Очнулся в больнице. Когда локоть вытягивали, врачи опять отключили. Проснулся уже в палате.

 

– Крепко вам досталось?

 

– Локоть заново собирали, вставляли железки. Повредил тазобедренный сустав. И на левой ноге сломал четыре пальца. Врачи этого то ли не заметили, то ли снимок забыли сделать. Стопа побаливала, но значения я не придавал. Терпел. Когда потихоньку приступил к тренировками, боль усилилась. Тогда уж отправился на рентген. Выяснилось, что пальцы сломаны, причем кости срослись неправильно. Пришлось все ломать, вставлять спицы.

 

– Яковлев говорил, что вы перед аварией выпили.

 

– В общем-то да. Молодые, безголовые… С автострады свернули на платную дорогу между Пармой и Моденой. Полоса туда, полоса – обратно. Все настолько узенько, что в предыдущий раз я там со встречным автомобилем зеркалами соприкоснулся. А тут пошел на обгон в горку и не увидел, что на меня летит машина. Столкнулись лоб в лоб. Произошло все так быстро, что испугаться я не успел.

 

– Спасли подушки безопасности?

 

– Откуда они в древней "Лянче"? На пассажирском сиденье не работал даже ремень, поэтому Ромка не был пристегнут.

 

– Автомобиля получше у вашей "Пармы" не нашлось?

 

– "Лянча" оказалась не худшим экземпляром из тех, что предложили в клубе.

 

– Ясно. Водитель другой машины выжил?

 

– Да, но тоже долго восстанавливался. Расходы на его лечение покрыла страховка. Конечно, я виноват перед этим человеком, который пострадал из-за меня. Дай бог, чтобы он жил до ста лет! Я многое тогда переосмыслил.

 

– Больше по встречной не гоняете?

 

– Езжу аккуратно. Я же понимаю – прошел по грани. Повезло, что у президента "Пармы", в прошлом врача, собственный восстановительный центр. Туда на процедуры наши космонавты приезжали. Мне там здорово помогли. И месяцев через пять я вышел на площадку. А когда впервые после того случая сел за руль, у меня тряслись ноги…

 

– Как вашей беременной жене сообщили об аварии?

 

– Наташа сама что-то почувствовала. Всю ночь меня разыскивала, не могла дозвониться – телефон-то раскрошился. Набрал ей, когда в палату принесли новый. Родила она спустя пару дней после моих приключений. Вообще ситуация была кошмарная: я в больнице, супруга в роддоме, а у старшего сына, который оставался в Белгороде с бабушками, началось сильнейшее обезвоживание. Еле выходили в инфекционном, три-четыре дня за него боролись. Был между жизнью и смертью.

 

– Отравление?

 

– Неизвестно. Какой-то вирус.

 

– Вы в Малайзии на молодежном чемпионате мира тоже прошли через такое?

 

– Оттуда я добрался до Белгорода. Здесь меня выхаживали. Но это было не слишком опасно.

 

– Что стряслось-то?

 

– Никто не понял. Какая-то зараза. Ночью проснулся от колик в животе. Все больнее и больнее. Вызвали неотложку. А те не церемонятся, сразу забирают. Доктора изучили анализы – вроде нормально. Но отправили в палату человек на восемь. Решили держать взаперти пару недель, и все. Устроили карантин. Никакого внимания. Лежал я на первом этаже. Ну и сбежал вскоре через окошко, никого не предупредив.

 

– А в Аргентине со сборной едва не разбились в самолете…

 

– 2002 год, чемпионат мира. Стартовали мы ужасно. Во второй этап пробились чудом – в нескольких матчах результат должен был совпасть с точностью до количества партий. Нам повезло. И из Буэнос-Айреса перелетали на матчи в Кордову. Самолету дважды чуть не настали кранты. Сперва попали в грозовое облако, из которого минут пятнадцать не могли выбраться. Было все, как в плохих американских фильмах – стюардессы мечутся по салону, гаснет свет, сверху падают чемоданы, вещи…

 

– Крики?

 

– Наоборот, все молчали. От этого становилось еще страшнее. А Кордова расположена на окраине пампы – аргентинских степей. И при посадке накрыла песчаная буря. Я увидел коричневую массу, которая надвигалась на нас. Вот тут, ребята, началась полная задница. Опять посыпались чемоданы, самолет будто швыряло об пол. Я думал, разобьемся.

 

 – Жуть.

 

– Когда наконец сели, Шипулин зашел в кабину пилота. Потом рассказывал – тот бледный, руки дрожат и на вопрос: "Что это было?!", ответил: "Катастрофа". Зато после этого полета мы проср…лись, заиграли, как умеем – и дошли до финала, где в пяти партиях уступили бразильцам.

 

– Кому перелет дался особенно тяжело?

 

– Да все перенервничали. Выбравшись из самолета, закурили даже те, кто к сигаретам прежде не притрагивался.

 

– И вы?

 

– Я-то давно курю.

 

– Играть не мешает?

 

– Во всяком случае, не мешало. Но теперь все – бросаю. Нужно поправлять здоровье. Вдруг сигареты тоже влияют на сердечные проблемы?

 

– А перед Олимпиадой бросали?

 

– На время.

 

– Один штангист сказал: "Счастье – это ходить по лестнице, когда колени не болят". Что в вашем понимании – счастье?

 

– Жить в собственном доме. На природе. Рядом детишки бегают. Озеро неподалеку. Утром слушаешь пение птиц, берешь удочку – и рыбачишь. Идиллия…

 

– Дом давно строите?

 

– С 2011-го. Пока готова лишь баня. Да и то не полностью. Но хотим Новый год встречать там. Сейчас ребята отделывают парилку, докладывают плитку, обшивают, занимаются дымоходом, сверлят дырки в кровле, вставляют окна. Надеюсь, уложимся до 31-го.

 

– Не проще отметить в другом месте?

 

– А нам очень хочется в баню! Чтоб и попариться, и отпраздновать, и на мангале шашлык приготовить.

 

– Гостей ждете много?

 

– Будут все родственники – человек пятнадцать.

 

– А друзья-волейболисты?

 

– Они дома встречают Новый год. Семейный же праздник.

 

– Это не помешало однажды Шипулину запереть команду на сборе в Голландии 31 декабря…

 

– Помню-помню. Но ребята отнеслись с пониманием. Ведь уже 6 января в Лейпциге начинался отборочный турнир к Олимпиаде-2004. За пять дней – пять матчей, причем только победитель получал право сыграть в Афинах. Поэтому в новогоднюю ночь игроки и тренерский штаб собрались в каминном зале отеля. Поздравили друг друга, выпили по полбокала шампанского – и пошли спать.

Владимир ИВАНОВ из Белгорода